Родители и дети – самые близкие люди? Не всегда. А кто-то своих родителей и вовсе не знает, кто-то знает лично, но настолько далёк от них душевно, что как будто совсем не чувствует с ними связи. Когда связь восстанавливается спустя годы и годы, это едва ли бывает легко и просто. Но мы уверены – это в любом случае прекрасно.
ДЕТСКИЙВОПРОС представляет три истории женщин, которые обрели кого-то из родителей уже будучи сами взрослыми. Имена наших собеседниц изменены.
Анна:
Мне было года 3 или 4 (точно не помню), когда папа однажды исчез. И мне никто не отвечал на вопрос, где он. Прошло некоторое время, и я начала видеть его на улице с женщиной и с маленьким ребёнком. То есть он сразу ушёл в другую семью. А ещё, как потом выяснилось, он ушёл в секту Свидетелей Иеговы. То есть эта женщина и эта организация связаны.
В моём детстве уже после его ухода из нашей семьи был эпизод, когда мы общались. Помню, мне было лет 7, когда он катал меня на мотоцикле. А потом опять исчез на несколько лет. Ещё он всю жизнь был шахётром, и от его предприятия давали путёвки детям. Когда мне было лет 14, у них с мамой была какая-то коммуникация о том, чтобы отправить меня на море. И я ездила на море. Но с отцом мы тогда не виделись.
Скучала ли я по отцу? Сложно скучать по тому, кто и так мало присутствовал в твоей жизни. За мои первые годы жизни у нас не сформировался какой-то тёплый контакт. Папа много работал. Помню, как он приходил после ночной смены. А смена в шахте – это не то, что офисная работа. Так что он просто спал и отбрыкивался, когда я пыталась к нему лезть со своим детским вниманием.
Пару лет назад он абсолютно неожиданно написал мне, потом позвонил. Когда написал, я сначала не поняла, кто это, посмотрела подпись контакта, не поверила даже. Позвонила маме – мама сказала, что это или чья-то шутка, или на старости лет человека тянет на обдумывание прожитой жизни и переосмысление каких-то поступков. Но я убедилась, что это всё-таки папа.
Мы начали общаться. Я чувствовала себя очень странно. Мне кажется, у меня до сих пор некое раздвоение – не могу признать в этом человек ту фигуру, о которой думала все эти годы. Ведь есть такая тема: когда отец уходит из семьи и исчезает, ребёнок создаёт себе некий образ, мало общего имеющий с реальностью, и его идеализирует. Особенно у девочек это бывает. Так что мне сложно разобраться со своими чувствами.
Теперь, когда мы говорим, я как-то заморожена, что ли. А внутри на самом деле очень много всего – и хорошего, и плохого, но хорошего больше. И всё же не могу перенести это всё на человека, с которым здесь и сейчас общаюсь. Хотя, безусловно, этот человек мне интересен.
В настоящее время мы живём в разных городах и теперь видимся раз в год. Но мы встречались. Я была у него в гостях – мы выпили вина, и я пару часов провела, рыдая у него на коленях. Это был интересный катарсис (улыбается). Папа тоже плакал. Оказалось, что он очень живой, эмоциональный человек, умеет открыто говорить о своих чувствах – что было не принято в моей семье, в которой я росла.
Для меня это было удивительно и немного обидно, что… я часто думала о том, какая была бы у меня жизнь и какой была бы я, если бы жила с отцом. Конечно, ни о чём не жалею: как есть – так и есть. Но очень интересный мысленный эксперимент – подумать о том, что было бы, если бы я жила в другой эмоциональной атмосфере, где когда людям грустно, они об этом говорят, если у них возникают какие-то вопросы, они их задают, а не просто молчат (и думай, что хочешь, догадывайся, что у человека в голове).
Меня удивило, что отец может сказать: «Я испугался» или «Я не знал, что делать». И, думаю, это признак силы – когда мужчина может признать свою слабость в чём-то. Это же не постоянная слабость.
Можно сказать, что уход отца из нашей семьи стал результатом промывки мозгов, которой он подвергся в секте. Я не виню отца – уже много в себе проработала. Но к организациям, подобным секте, в которую он попал, чувствую ещё большую неприязнь. У нас в провинции в те годы, то есть в начале и середине 90-х они были очень распространены. Но я так и не знаю, ушёл ли он из секты. Мы пока об этом не говорили.
Сейчас он, конечно же, для меня отец. Хотя до сих пор не могу уложить у себя в голове, что у меня есть отец. Но от этого мне хорошо и странно. И может быть, даже страшно, но почему, не могу объяснить. Боюсь своего сердца, которое слишком волнуется от этого всего (улыбается).
Отец говорил, что постоянно думал обо мне, но боялся позвонить. Это можно понять – когда что-то откладывается и откладывается, растёт невроз. Чем больше времени проходит, тем сложнее сделать какой-то шаг. Ведь папа тоже не знал, что я за человек, как отреагирую на его появление. По его словам, он в очередной раз сидел и думал, потом рукой махнул, решил: «Почему бы не прямо сейчас?» и написал. И я ему очень благодарна за это.
Когда я рассказала о нашем общении маме, она, кажется, отнеслась с каким-то недоверием… Мама – человек, по которому не поймёшь, что она думает и чувствует, а напрямую она об этом не говорит. Естественно, ей было интересно – что произошло, что он написал, что сказал. Но выразила скепсис – дескать, «явился – не запылился». Хотя отговаривать меня от общения с папой не пыталась.
Не могу сказать, что мы с папой теперь семья, но мы родные люди. В другом браке у него одна дочь приёмная и одна родная. Мы виделись, но практически не общались. С его младшей дочерью мы очень похожи.
Ольга:
В начале января этого года моя мама умерла. Долгое время у нас были сложные отношения из-за того, что выросла я в детском доме.
В детский дом мы со старшим братом попали потому, что мама пила. Мне тогда было лет девять. С тягой к пьянству мама сама справиться не могла. Ей помогали – пытались её кодировать, выливали алкоголь, который был у неё, но всё это было бесполезно. Я в школе особо не училась – прогуливала, была предоставлена сама себе. Знакомая увидела, что ребёнок беспризорный, и обратилась в отдел опеки.
Социальные работники пришли и сказали маме: «Мы можем у Вас детей забрать, они будут, по крайней мере, под присмотром». А мама согласилась.Я плакала, просила её не отдавать меня, и она, с одной стороны, не хотела, но всё-таки решилась отдать, так как сама понимала, что другого выхода нет.
Но когда мы с братом уже были в детском доме, она получила разрешение забирать нас домой на выходные и на праздники. Конечно, я была рада хоть какому-то общению с мамой, тому, что домой поехала. Но всё равно были случаи, когда меня забирает на выходные кто-то из родственников, привозит домой, а мама в никаком состоянии. Мне было неприятно и непонятно, почему так – я ведь и так с ней мало вижусь…
Как-то я психанула и говорю брату: «Давай отвози меня обратно в детский дом!» Из-за всего этого с течением времени я внутри себя перестала с мамой общаться, подумала: «Алкоголь для неё важнее, чем я, – ну, хорошо…»
Уже когда я выпустилась и вернулась домой, мы с мамой постоянно скандалили. Она продолжала выпивать. Я маме прямо так и говорила: «Ненавижу тебя» и другие плохие слова всякие. Хотя, наверное, она всё-таки рада была, что я снова дома. Мне мешало нормально общаться с ней то, что когда-то она меня сдала в детский дом, я не могла простить ей предательство.
Коллега по работе, зная о моих проблемах, рассказала мне про организацию «Подсолнух», про то, что там работает психолог Елена, с которой при желании я могу пообщаться, дала мне её телефон. Я созвонилась с Еленой, пришла к ней на консультацию. Это было в 2016 году. Я была очень агрессина, не могла никак поладить с мамой. Мне хотелось стать более спокойной, ведь тогда я вспыхивала моментально, если вдруг мне что-то не так скажут.
Елена сказала мне: «Надо простить какого бы то ни было человека – хотя бы не ради него, но ради себя». Я очень долго работала над собой. И постепенно начались во мне какие-то изменения: я стала помягче относиться к маме. Может, мама и ждала, когда я наконец растаю, но всё равно ей поначалу было непривычно.
Ещё психолог помогла мне понять, что моя мама – человек больной, принять это и иметь это в виду при общении. Ведь меня многое раздражало в поведении мамы. Постепенно я училась не обращать на что-то внимания. А если начинались конфликты, я стала их избегать – просто уходила. И вот года три назад у нас с мамой наладились отношения. Раньше ведь даже не могла сказать, что люблю её, а сейчас говорю ей и могу подойти, поцеловать… а раньше просто говорила «пока» и уходила.
Когда-то мама передо мной извинялась, говорила, что не хотела, чтобы так всё получилось, что она очень виновата. Теперь мы с ней стараемся не говорить о том, как я была в детском доме, как мне было плохо. В последние годы мама не пила. Она слегла по болезни и не вставала. А папу своего не знаю – мне рассказывали, какой он, но сама я его не помню.
У моего брата, кстати, таких проблем с мамой не было – может, потому что простил её раньше, может, потому что не винил её в том, что случилось. Но вообще мы с ним на эти темы не говорили как-то.
Бог сказал, что надо прощать. И надо учиться прощать, хотя это и сложно. Мы все смертны, и лучше скорее наладить общение с человеком, ведь потом может быть уже поздно. В моей жизни были ситуации, когда я не успевала сказать человеку хорошие слова, проститься. А с мамой помириться я успела.
Валентина: Ещё когда моя мать была беременной, мой отец полюбил другую женщину и ушёл к ней. После моего рождения мы долгое время не общались, он даже не знал, где я живу, так как мы с мамой переезжали. Меня нашла бабушка, то есть мать отца. Она ходила по школам района, и говорила директорам: «У меня есть внучка, хочу её найти» – так и отыскала через школу, в которой я училась.
Бабушка сама ко мне подошла, потом стала приезжать приблизительно раз в четыре месяца. Потом она рассказала отцу, предложила и ему приехать. Мне тогда было лет семь или восемь. Он стал приезжать где-то раз в год – просто встречался со мной, дарил подарок и уезжал. Для меня это было ни о чём – просто приезжает какой-то дядя, про которого мне сказали, что это мой папа. То есть я видела, что мы похожи, всё понимала, но никаких чувств к нему не испытывала.
Когда я была ребёнком, то не думала именно о папе, хотя знала, что он есть, знала, как он выглядит. Скорее, я мечтала о каком-то новом муже моей мамы, который будет меня любить. Маму я о папе не спрашивала, только слышала какие-то разговоры – мне этого хватало.
А вот бабушка очень много со мной гуляла, разговаривала, о чём-то спрашивала, то есть активно интересовалась моей жизнью, моими мыслями и чувствами. Это, конечно, очень подкупает, так что к бабушке я очень привязалась.
Мне было 20 лет, когда умерла моя мама. Так случилось, что мне даже было не на что её хоронить. К тому же, я была в городе, а мама умерла в области, и нужно было ещё и привезти в город тело. За перевозку тоже надо было заплатить. Тогда единственное, что мне пришло в голову, – позвонить отцу и сказать: «Мама умерла, мне срочно нужны деньги хотя бы на перевозку тела». Думала, что уж на похороны деньги как-то найду – займу у друзей. Но в течение трёх часов найти 15 000 рублей 25 лет назад у меня возможности не было. Отец мне не отказал, более того, он поехал со мной, взял на себя опознание и вообще поддержал меня, за что я ему до сих пор очень благодарна.
После этого мы стали общаться. Потом отец мне очень помог, когда надо было продать мамину квартиру и купить другую, а между продажей одной квартиры и покупкой другой было три месяца, в которые мне было негде жить, – он пустил меня жить к себе, то есть он даже сам в той сложной ситуации это предложил.
С тех пор мы общаемся достаточно тесно. К тому же, и живём в двух остановках друг от дружки. Отношения стали настолько близкими, что несколько лет назад мой старший сын, которому сейчас 18, когда мы с мужем купили новую квартиру, сказал, что не хочет менять школу и два года прожил у дедушки, то есть у моего отца.
Не могу сказать, что люблю отца. Но я человек очень открытый, эмпатичный и не могу добрые поступки оставить без внимания. И я очень признательна отцу, испытываю к нему душевную теплоту.
Полюбить его пыталась, но помешало одно обстоятельство. После моей мамы у него был ещё один брак, в котором родился сын. Мой отец воспитывал этого мальчика с пелёнок, сидел с ним, пока жена работала, очень много вложил в него любви, души. У меня с моим братом разница в возрасте семь лет. И когда он приезжал к папе в гости, папа просто с ума сходил, чтобы сделать ему приятное. Например, «Лёшеньке надо сырнички пожарить на завтрак, а ты, Саша, сама себе что-нибудь сделай». Столкнувшись с таким несколько раз, я испытала не ревность, а разочарование – поняла, что никогда не стану для папы любимой дочкой. Сын – это его кровиночка, а я – ну, близкий родственник, да. И я отношусь к папе тоже как к очень близкому родственнику – помогаю ему, когда он попадает в больницу, приношу ему что-то, ухаживаю за ним, если надо. Но любви именно как к родителю я к нему, увы, не испытываю. С моим братом у меня очень хорошие, тёплые отношения.
Конечно, я рада, что мой папа нашёлся, что у нас наладилось общение. Это вообще хорошо, когда поддерживаешь связь с родственниками. Но один из определяющих факторов здесь, что мы с папой оба – люди спокойные, добрые. Между нами нет каких-то болевых моментов. Я не взяла на себя мамины обиды, хотя её ведь бросили. Я знаю, что папа в молодости был гулящий, влюбчивый, но также знаю, что он хороший человек. Мой папа стал очень хорошим дедом для двоих моих детей – дарит им подарки, играет с ними, они на нём висят, как обезьянки на дереве.
Со второй женой папа давно развёлся. Сейчас он живёт один, довольно замкнуто, мало с кем общается. И мы с ним о наших чувствах не разговариваем – всё-таки мы не так чтоб друзья. Вот бабушка моя была разговорчивой, и она пыталась за него объяснить его поступки, но, честно говоря, мне это уже не особо интересно – что говорить… было как было. Никакие объяснения не изменят факта, что я росла без отца, и у меня в детстве не было отцовской любви, отцовского воспитания. Думаю, в подобной ситуации надо начинать с чистого листа – не тащить с собой прошлое, а увидеть нового человека и попробовать выстроить общение с ним. Естественно, это очень сложно. Но, конечно, если такая возможность возникает, ей надо воспользоваться – тогда есть шанс, что ваша история получит хорошее продолжение. И даже в некоторых случаях точку поставить важно – если окажется, что общаться невозможно. Всё-таки при понимании ситуации страдающая душа как-то успокаивается.
Приведённые здесь истории и схожие с ними комментирует петербургский клинической психолог Мария Островская:
Не хочу сказать, что в подобных историях есть какая-то железная закономерность – дескать, вот так и никак по-другому. Если люди встретились, то история может развернуться очень по-разному, в том числе и благополучно – так, что кто-то сможет кого-то простить, кто-то о ком-то сможет позаботиться даже вопреки обиде или, наоборот, получить заботу от того, кто изменил своё отношение к жизни. И, конечно, шансов простить больше, когда соприкасаешься с живым человеком, а не с фигурой, присутствующей в твоём воображении. Такое может случиться, а может не случиться – эти отношения, как и любые другие, непредсказуемы. Но это новые отношения, которые надо и выстраивать соответственно.